 |
 |
Название этого села ничего никому не скажет и даже не напомнит. А когда-то оно было знаменито вишневыми садами. Не перевелись они и сегодня. Садоводы едут сюда за саженцами, а любители вишни – за ягодами. Сельчане не забыли историю своего села. Чем всегда гордились,тому и музей свой посвятили – вишне.
Эти загадочные японцы
Идем мы со знаменитым на всю округу садоводом Венедиктом Александровичем Хоревым по его саду и рассуждаем о загадочном японском народе. Чудаковат он, конечно, ничего не скажешь. Весь мир ему говорит: чудаковат, мол, ты, японский народ, а он вежливо щурится, улыбается, что-то лопочет по-своему и продолжает делать то, что и делал.
В апреле, в пору цветения вишни, вдруг срываются японцы из дома и целыми семьями едут поближе к подножиям гор, где террасами растут вишни. Раскладывают там прихваченные стульчики и весь день со вниманием вглядываются в розовую кипень цветущих вишен. Сакура, по-ихнему…
Никакой необходимости в их приезде к месту цветения нет, а они все равно едут, называя это действо праздником созерцания вишневого цвета. Праздник созерцания… Как далек он от реальности. А хлебнуть чашечку, другую саке… Это, говорят они, в другой праздник, в дни цветения вишни надо ощутить себя в гармонии с природой.
Сочувствуешь этим японцам, загнавшим себя в рамки условностей. Глядя на буйство природы, куда деть буйство души, которое наступает при слове – праздник. Не качнется у них в этот день земля под ногами. Изловчись, поймай-ка ты ее ногой, закрепись на этом ускользающем земном шаре и сделай другой шаг, который труднее предыдущего будет. Тут гармония со всей вселенной ощущается. Молодые опять же о дискотеке спросят. Как же обойтись в праздничный день без ее обвального грохота, вспарывающего тишину села или города малого, и очевидной глупости заезжего ди-джея.
Вот что надо созерцать. Тут и разговоров на неделю. А что японцы вспомнят от пустого вглядывания в маленькие звездочки весенних парашютиков? Это же смеху подобно.
Но давно уже установлено, что для нас смех, для японца - мудрость. А считывают они ее с розового папируса цветущих сакур. Извечный природный зов не дает им усидеть по весне дома… Столетиями ведь это укоренялось.
Может быть, и в наших предках нечто подобное было, да подрастеряли все. Иначе, как объяснишь прощальное приглашение: «Вы к нам в Бакалды во время цветения вишни приезжайте». Хотелось с подозрением спросить: «А зачем это?» – но язык не повернулся. Но подозрение осталось…
Варенье варили, в Петербург отправляли
Нет, не хочу сказать, что бакалдинцы - потомки жителей страны Восходящего солнца. Тут даже приглядываться не надо, очевидного сходства не уловить. Местные они, их предки здесь издавна жили. Незатейливо и село назвали: бакалды – глубокие овраги, то есть. Село по их отрогам и прижилось.
Отправная точка исторической памяти – местный помещик. Будучи полковником царского войска, отличился он в стычках с войском бунтаря Стеньки Разина. За это и был пожалован землями, иссеченными оврагами. Но, кто дареному коню в зубы смотрит? Что дали, то и бери.. Засадил он склоны оврагов, нарезав террасы, вишеньем. Летом сады были обласканы солнцем, и урожай вишни радовал глаз больше, чем белый цвет по весне. Соорудил он в поместье варню и бакалдинская вишня уже вареньем пошла к столу петербургских сладкоежек.
Вот такая на сегодня есть версия появления вишни в Больших Бакалдах. Впрочем, она нуждается в доказательстве и над этим работают местные краеведы.
- Вишни у нас произрастает много, а любимая одна - Родительская или, по- книжному, Владимирская, – степенно ведет экскурсию по саду дядя Вена. – Соседи наши свои сорта сажали. В Арзамасе – Костянку, в Лыскове – Варнавинку…
Стоп, стоп, не надо бросаться к полке с книгами по садоводству. Эти названия могут быть сродни дяди Вениной яблоне, которую он зовет Валькина. Яблоки с нее любила его младшая дочь Валентина. А еще у него есть яблоня - грузинка – саженцы прислали кавказцы, строившие дорогу в селе. Рядом прижилась груша «банковская» - от привоя груши, что в райцентре у банка растет. Сам же дядя Вена с детства любил яблоки «три духа». Не подумайте, что заморские – обыкновенная антоновка, только он в них тройной аромат чувствует.
Вишню в специальные корзинки собирали, которые из ивы плели. Корзина полукруглая, с плоской стеночкой, удобная. Кто-то из бакалдинцев изобрел.
- А я вот здесь люблю посидеть, - неожиданно сказал дядя Вена и показал на скамеечку под елью, которую он посадил три десятка лет назад. – Сижу и смотрю, как вишня цветет.
Вот те на! В дяде Вене и подавно японца разглядеть невозможно, так откуда же у него эта заморская страсть к созерцанию?
Быть может, протянулась она тонкой ниточкой памяти из далекой Киевской Руси, где вишню почитали и дарили ее молодоженам, как символ сильной любви и нескончаемой энергии. Может быть, земля в своей праздничной весенней фате нам эту энергию возвращает, а напитаться ею могут только хитрые и мудрые японцы.
Чем мы японцев хуже?
Вишня когда-то Большие Бакалды кормила. На базар ее возами возили. Опять же укладывали в специальные корзины – одна к одной. Корзины на солому ставили, чтоб не растрясло. Был даже «великий вишневый путь»: подводы с ягодами везли к волжским причалам, а то к железной дороге, которую проложили вблизи этих мест. А дальше вишню по всей России развозили.
До сих пор в селе каждый год по 500 тонн ягод снимают. Часть урожая идет на местный консервный заводик. Но не успевает тот за две недели сбора ягод все их переработать. Остатки достаются заезжим «купцам».
- У меня отец, дед, прадед – все сад вели, – продолжает разговор дядя Вена.
- А сейчас за счет сада прожить можно? – интересуюсь. Дядя Вена делает вид, что вопрос не расслышал. Понимаю – коммерческая тайна.
В старых книгах по садоводству понятия садовод-любитель не существовало. Если разводишь сад, так с промышленной целью, чтобы «улучшить свое жизненное положение путем устройства доходного плодоводства».
Вишня по своей доходности стоит после яблок. Не знаю, дошла ли до Бакалд массовая по тому времени брошюра «Сад и огород», изданная в 1912 году, но сельчане поступали точно так, как в ней было все прописано. И сорт вишни рекомендуемый – Родительский, другим предпочли. Может быть, и выбрали его за то, что давала она «верный урожай каждый год, в среднем от 300 до 500 рублей с десятины» (1, 09 га).
Но наступили для Больших Бакалд времена, когда доходы стали не в чести. Вмиг были разжалованы все потомственные садоводы в любители, Недремлющее око доглядывало, как бы кто лишнего не накопил. Работу в садах за труд считать перестали. Вот колхоз – другое дело, мучайся, но в общем строю. Когда имя колхозу давали, все были единодушны – Ивана Владимировича Мичурина, хотя к сельскому хозяйству имел он отношение весьма дальнее. Вот и не стал он покровителем землепашцев, медленно, но верно колхоз угасает.
Зато по весне в Больших Бакалдах цветут вишни. Цветут и в заброшенных садах ушедших из жизни или уехавших искать лучшую долю сельчан. Цветут несмотря ни на что… Веками цветут…
Посидим с Венедиктом Александровичем Хоревым в саду. Может, какую мудрость и удастся прочесть с белого листа вишневого цвета. И скажет дядя Вена, усаживаясь на скамеечке: «Чем мы японцев-то хуже?»
Вопрос это или к слову пришлось?
Фото Анатолия Чепелы
