 |
 |
Поговорить с Марком Анатольевичем удалось только в 15-минутном антракте - премьерный спектакль не может идти без режиссерского ока.
«У нас пока полная свобода»
- Марк Анатольевич, я вряд ли ошибусь, если скажу, что вы – человек социально обеспокоенный. Могли бы вы стать не режиссером, а человеком другой профессии? Политиком, например?
- Не думаю, все-таки любовь к театру переселила бы. У меня были какие-то поползновения в политике и журналистике. Время от времени я что-то пишу, в центральных газетах иногда появляются мои заметки, но о другой профессии я, честно говоря, не думал и не думаю. Был актером, стал режиссером.
- По-вашему, театр – это в первую очередь зрелище, общественная кафедра, что-то еще – вы для себя это определяете?
- Я согласен с Гоголем: кафедра. В России театр – все-таки не развлечение, а какой-то комплекс идей и мыслей, которые могут человеку помочь, стимулировать его собственные жизненные раздумья.
- Сегодня театр от политики зависит?
- Слава богу, не зависит, и у нас пока есть достаточно полная свобода. Правда, пришла другая зависимость – от экономики, это другой вопрос. Но та страшная цензура, которая нас давила, уничтожала, выворачивала руки, а многих просто уничтожала - ушла в прошлое, и мы живем так, как хотим, или как пытаемся жить.
- А что за история с тем, что «Ленком» как-то связывали с Ельциным?
- Одно время я был членом Президентского совета у Бориса Николаевича Ельцина. Это носило, конечно, символический характер, несколько раз был на этих заседаниях, но сказать, что играл какую-то активную роль в политике, я не могу. Борис Николаевич был расположен к нашему театру и раза три его посещал. Был на нашем семидесятилетии. Очень украсил его своим появлением на сцене и некоторыми подарками, которыми одарил наших ведущих артистов.
- А Путин в «Ленкоме» появляется?
- Путин нет, жена была несколько раз, но мы надеемся, что на 80-летие нашего театра Владимир Владимирович выберется к нам. Он нечасто, но бывает в московских театрах.
- Вы говорили про ушедшую цензуру. Но вместе с тем изменилась и роль театра в обществе - можно сказать, стала менее значительной. Вы как-то это переживаете?
- Вы знаете, ушла публицистика, ушли какие-то прямые наскоки на социально-политические вопросы бытия. Но театр - это вечное дело. Оно появилось очень давно, и будет существовать всегда, потому что энергия живого человека, актера на сцене, взаимодействуя с энергией зрителя, дает какой-то особый эффект, который приносит уникальное эстетическое и нервное наслаждение, которое не может, скажем, подарить телевидение или кинематограф. Несмотря на обилие трюков и всевозможных эффектов там.
"Театр – это живое…"
- Театр – это живое дело, и оно будет существовать, и театров в Москве становится все больше и больше. Правда, они, может быть, небольшого размера, хотя наш мэр, Лужков, и московское правительство озабочены строительством новых театральных помещений.
- А в российской театральной системе вас все устраивает? Сейчас есть разные мнения о репертуарных театрах. Кто-то считает, что часть «плохо действующих» театров надо просто позакрывать, потому что они бесполезны.
- Я, конечно, не могу говорить за всю Россию, могу только догадываться – слишком мало езжу. Понимаю, что разница огромная: актеры в регионах живут немножко по-другому, нежели в Москве или Петербурге. В Москве есть много возможностей заработать и помимо театров, хотя в театре сейчас тоже хорошо платят. Что касается репертуарного театра, наверное, число театров с художественным лидером во главе будет уменьшаться. Эта тенденция замечена, но увеличится количество свободных сцен, прокатных площадок, где будет продюсер, директор с художественным талантом и чутьем. В Москве мы уже наблюдаем это. Директор будет приглашать режиссеров, хотя их, правда, в нашем театре уже недостает.
- Вы считаете, что театр одной режиссерской личности все-таки будет умирать?
- Нет, такие личности будут рождаться. Вот недавно появился в Москве театр Сергея Женовача, сравнительно молодого человека (Женовач недавно отпраздновал 50-летие – Прим. АНН), представителя другой возрастной категории. И этот театр уже доказал право на существование. Такие театры будут появляться, может, не так часто, как это было раньше, когда в этом участвовали государственные структуры.
- А на самоокупаемость театр может выйти?
- Нет, репертуарный театр не может существовать на самоокупаемости. Должны быть постоянные меценаты и спонсоры, либо какая-то серьезная доля государственных, муниципальных субсидий. Наверное, антрепризные спектакли, и это доказал опыт всего мирового театра, могут существовать самостоятельно. У нас, правда, похвалиться пока нечем, наши антрепризные спектакли сильно уступают лучшим репертуарным постановкам. Но, может быть, это временно? Может быть, это такой этап – я не знаю, сколько он будет длиться.
«Актерская группа вышла удачнее режиссерской»
- Вас не приглашали в антрепризу?
- Не приглашали и я бы, конечно, не пошел. Я и от зарубежных предложений отказывался и отказываюсь, хотя, нет, сейчас меня уже как-то не зовут. Раньше было много предложений - из Вашингтона, например, из хорошего театра, но, вы знаете, мне это в какой-то момент показалось предательством по отношению к собственной труппе… Если я придумаю спектакль, который сможет заинтересовать зрителя – а сделать это сегодня очень трудно - значит, мне надо его делать в «Ленкоме» для нашего русского зрителя, а не терять несколько месяцев неизвестно где.
- Вы как-то говорили о зависимости между ценой на билет и зрительской реакцией. О том, что, чем дороже заплатил зритель, тем он громче будет аплодировать… Это русская особенность?
- Вы знаете, я заметил это в Америке. Впервые эта мысль пришла мне в голову на Бродвее. Там трудные цены на билеты, и, тем не менее, в финале всегда восторг, даже если спектакль собираются снимать за неуспешность и некую выработку своего ресурса.
- В «Ленкоме» ставил спектакли ваш ученик Роман Самгин. Какие у вас отношения с учениками? Вы как-то отслеживаете их судьбу?
- Отношения хорошие, но, понимаете, оказывается, что режиссерский талант еще связан с лидерскими качествами, особой контактной хваткой и умением доказать свои возможности в экстремальных ситуациях. И вот поэтому режиссеров, которые успешно работают, немного. Да, Самгин – достаточно надежный человек. Татьяна Ахрамкова встала во главе Театра имени Станиславского. Виктор Шамиров – талантливый человек, он тоже много ставит и уже имеет какое-то имя. Но дальше я боюсь говорить, я знаю одиночные спектакли, но большого внимания к другим людям, которых я воспитал по линии режиссуры, нет. По линии актерской группы – да, тут значительно больше получилось того, что хотелось.
- Самгин чуть не стал худруком театра на Малой Бронной. Сейчас очень много говорят о том, что молодые режиссеры не хотят нести ответственности за театры… По-вашему, есть среди молодых способные взвалить на себя целый театр?
- Наверное, есть, но существуют и большие трудности. Я не знаю, например, как начнет работать в Театре Вахтангова новый главный режиссер из Литвы – Римас Туминас. Это очень сложно – войти в театр, подчинить его себе. Очень сложный вопрос вы затронули, и тут однозначных ответов, наверное, быть не может.
- Как сложился ваш альянс с Владимир Мирзоевым, который ставил в «Ленкоме» «Тартюфа»? Мирзоев – режиссер ироничный, далекий от классической стилистики.
- Он поставил достаточно спорный спектакль, и я бы не сказал, что альянс сложился так же успешно, как с болгарином Морфовым или с Ньюганеном, эстонским режиссером.
- Тем не менее, пришла же вам в голову идея пригласить его на постановку?
- Да, вы знаете, театр должен рисковать, создавать новые спектакли, и не всегда я готов мгновенно реагировать на ситуацию, чтобы начинать репетиционный процесс. И так получилось, мы так разложили свой репертуарный пасьянс, что появился Мирзоев. И нам показалось это делом занятным, тем более, что мы понимали: в его спектакле будет играть Максим Суханов, артист, который может оказать благотворное влияние на труппу, потому что это особая индивидуальность.
- Вы собираетесь пригласить на постановку радикального украинца Андрея Жолдака – редкий российский театр решится на такое. Попросила Мария Миронова, чудесно сыгравшая в его «Федре»?
- Нет, за Жолдака больше просила даже не Мария Миронова. На художественном совете Александр Абдулов и Олег Янковский предложили: может быть, нам рискнуть, и коли есть такой успех у одной актрисы (хотя о спектакле более сдержанные отзывы), неплохо было бы пойти на такой отчаянный риск и пригласить такого экспериментатора.
- А когда Морфов ставил «Полет над гнездом кукушки», вам не казалось, что это авантюра? Ведь изначально было предрешено, что зритель будет сравнивать спектакль с культовым фильмом?
- Вы знаете, я удивился его мужеству и смелости. Наверное, я бы сам на это не решился, все-таки этот фильм произвел на меня огромное впечатление и остался одним из самых любимых, наряду с «Кабаре» и еще тремя-четырьмя. Он не испугался и победил. Получился спектакль, который пользуется успехом и находит отклик у зрителей.
